воскресенье, мая 15, 2011

это нужно знать

Дело Тихонова-Хасис: восхождение в легенду

Итоги

Снова и снова поражаюсь тому мастерству, с каким великий французский художник Оноре Домье почти 180 лет тому назад запечатлел близкую по смыслу ситуацию в своей бессмертной карикатуре, бичующей карательную юстицию. Я могу только сетовать, что Господь не наделил меня подобным талантом, чтобы дать столь же живописный отчет о судилище над Никитой и Женей…

Мне остается лишь подвести пером публициста итог той драме, свидетелем которой мы все стали, следя за ходом процесса в Мосгорсуде.

Приговор судьи… самому себе

Судья Замашнюк войдет в историю современной России, в этом теперь уже можно не сомневаться. С неизгладимым клеймом палача, по моему мнению. В ходе процесса он не раз подчеркивал, что роль судьи на сей раз принадлежит коллегии присяжных. Себе он, можно предположить, оставил роль более душевно близкую, хотя и малопочтенную.

Я не люблю судить о людях строго и безапелляционно, считая, что даже отпетый мерзавец всегда имеет шанс осознать свое недостоинство и исправиться. Поэтому в своей статье «Кто жаждет крови Жени и Никиты» я лишь достаточно робко высказал некоторые сомнения в нравственной безупречности судьи: «Как я давно подметил, в подобных чисто политических делах случайностей не бывает, птицы одного пера слетаются в одну стаю. Читатель получил представление об этой стае из вышеизложенного. Один вопрос занимает меня сегодня: примкнет ли к ней открыто судья Замашнюк?»

Ныне у меня никаких сомнений не осталось. После того нечеловеческого по жестокости приговора, который он вынес невиновным, по моему убеждению, людям, теперь, при взгляде на Замашнюка, меня навязчиво преследует образ хищной птицы, этакого стилизованного грифа-стервятника. Где ты, сегодняшний Домье!

(Кстати, совершенно непонятным для меня образом некий судейский персонаж по имени Александр Николаевич Замашнюк фигурирует в списке «Миллионеры 2003 г., Москва», как об этом сообщил в своем ЖЖ некий блогер. Что это? Чей-то недобросовестный вымысел, поклеп, провокация? Случайное совпадение, полный тезка? Тот ли это самый А.Н. Замашнюк, что приговорил к пожизненному заключению Никиту? И при чем тут миллионеры Москвы? Неужели ремесло палача так высоко оплачивается? Не буду гадать.)

Впрочем, можно быть уверенным и без гаданий: карьера судьи Замашнюка будет успешно продолжаться. Режиму нужны такие высококлассные профессионалы, мастерски владеющие всеми приемами направления судебного процесса в нужное русло. Это нам, сторонним наблюдателям, имеющим немалый опыт отслеживания судебного произвола, может что-то показаться незаконным в его действиях. Но власти, в том числе судейские, вряд ли захотят обратить внимание на эти мелочи.

Впрочем, мелочи ли? Судите сами.

Первое. Что судья Замашнюк задолго до конца судебного разбирательства встал на позицию осуждения Жени и Никиты, мне стало ясно очень скоро, как только я увидел, что к рассмотрению присяжными беспрепятственно допускаются исключительно доказательства обвинения. И совсем не потому, что в деле не было доказательств защиты – сколько угодно! Я написал об этом сразу, в первом же очерке. И в дальнейшем не раз упоминал об этом. Но на самом деле мною была упомянута только незначительная часть того, что не предъявлялось в суде. В результате присяжные так и не узнали о многих обстоятельствах, имеющих принципиальное значение для дела. Например:

– о том, что в т.н. «деле Рюхина» мать убитого юноши еще до суда отказалась от услуг адвоката Маркелова и что последний не имел ровным счетом никакого отношения к объявлению Никиты Тихонова в розыск, более того, возражал против поиска иных виновников убийства, кроме участников драки. А между тем, выяснение данного обстоятельства помогло бы опровергнуть мнение, согласно которому Тихонов убил Маркелова, чтобы отомстить за неправое гонение на себя;

– о том, что в деле имеются подробные собственноручные показания Никиты от 16 декабря 2009 года, в которых рассказано, как из него выбивали показания, как шантажировали его угрозами в адрес возлюбленной;

– о том, что точно такой же шантаж применялся в отношении Жени, которую склоняли к самооговору, угрожая поместить любимого в пресс-хату (ее заявление об этом в деле имеется, и не одно);

– о том, что Никита Тихонов был вынужден следствием пойти на самооговор, чтобы вывести из-под удара свою гражданскую жену (тщетная надежда, напрасное доверие);

– о том, что главный свидетель обвинения Илья Горячев прислал в суд нотариально заверенный отказ от своих показаний, полученных следствием под давлением;

– о том, что в материалах прослушки содержатся сведения, проливающие свет на тот путь, каким в октябре 2009 года на временном хранении у Никиты оказался злополучный браунинг, из которого застрелили Маркелова и Бабурову;

– о том, что в тех же материалах есть неопровержимые доказательства того, что шапку, якобы бывшую на убийце, Тихонов приобрел недавно и ни разу не надевал, а картонную коробку из-под сапог, якобы бывших на соучастнице, подобрал на улице буквально за день до ареста.

И т.д. (перечислять можно долго). Стандартное обоснование, которым Замашнюк пользовался, отказывая защите в праве прочесть тот или иной документ из дела: это-де обстоятельство не исследовалось. Но ты ведь судья: вот и исследуй! Все права для этого имеются. Куда там… Исследуют, когда хотят узнать правду, а здесь до такого желания было, как видно, далеко.

Тем самым, искусно отсекая от внимания присяжных неудобные для обвинения доказательства по делу, судья, на мой взгляд, пошел на нарушение важнейшего принципа состязательности сторон, их равноправия.

Впрочем, это было заметно всем практически на каждом заседании. К примеру, когда вопросы свидетелям, заданные защитой, снимались под надуманными предлогами, а совершенно такие же, заданные обвинением, допускались к ответу. Так, Замашнюк запретил адвокатам выяснить у свидетелей обвинения Соколова и Литинского, кто такие «русские националисты», о которых те упоминали в своих показаниях. Но когда адвокат потерпевших Карпинский задал аналогичный вопрос свидетелю Донских, он Замашнюком был допущен до обсуждения.

Второе. Нарушение равенства прав сторон в процессе, возведенное Замашнюком в данном деле в принцип, в метод, ярче всего сказалось в самом финале, когда судья взял да и лишил сторону защиты права на реплику! Под таким оригинальным предлогом: мол, обвинение от реплики отказалось, так я и защите ее не разрешу.

Обосновывая это вопиющее беззаконие, председательствующий с самым серьезным видом, внушительно, разъяснил, что реплика-де дается «по желанию сторон» и как бы «в порядке ответа», а раз прокуратура молчит, то и отвечать не на что.

Он был так убедителен, так завораживающе, гипнотически глядел в зал, диктуя, как по-читаному, что никто, даже адвокаты, не возразил на этот абсурд. И только дома, когда морок сошел, я просто-напросто заглянул в УПК РФ и прочел там написанное четко и ясно: «Статья 337. Реплики сторон и последнее слово подсудимого. 1. После окончания прений сторон все их участники имеют право на реплику. Право последней реплики принадлежит защитнику и подсудимому».

Все, больше ни-че-го! Право есть право: не хочешь – не надо, а хочешь – изволь! Так гласит закон. Ни «по желанию сторон», ни «в порядке ответа»... Откуда Замашнюк набрал свои «аргументы»? Из чьего пальца высосал? Нас всех развели, как детей малых.

Почему это у него прокатило? Что это, как не злоупотребление правом? Кто дал судье право отменять закон, трактуя его с точностью до наоборот?

Неужели на него управы нет?

Между тем, Замашнюку не в диковинку вольное обращение с законом. Он даже выдумал новую процессуальную процедуру, не предусмотренную УПК РФ: «Освобождение адвоката от участия в судебном разбирательстве». Именно таким образом запретил он Короткову-Гуляеву, адвокату подсудимой Евгении Хасис, представлять ее интересы.

И это тоже сойдет с рук?

Да что там говорить, если, несмотря на поданное письменное ходатайство, адвокатам было отказано в ознакомлении с материалами дела и протоколами судебных заседаний!

Если Замашнюк запретил стороне защиты приносить возражения на его действия в порядке ст. 243 УПК РФ и заявлять ему отводы!

Если он отказывал не только в удовлетворении, но даже и в рассмотрении ряда ходатайств, заявленных защитой!

Третье. Судья Замашнюк неоднократно позволял стороне обвинения выходить за пределы судебного разбирательства и выяснять в присутствии присяжных заседателей вопросы, не относящиеся к существу дела.

Однако при этом он регулярно ограничивал адвокатов в их действиях даже в рамках пределов судебного разбирательства. Так в ходе допроса свидетеля Ермаковой (видевшей убийцу на месте преступления) Замашнюк запретил стороне защиты… задавать ей вопросы о внешности преступника! Хотя Ермакова выступала одним из главных свидетелей обвинения именно на том основании, что по ее словам, якобы, внешность запомнила и даже смогла опознать Тихонова по прошествии года. Но проверить этот факт в суде должным образом не удалось, благодаря «талантам» судьи.

Как знает уже читатель, ряд доказательств стороны обвинения был получен с нарушениями закона. Это документально подтвержденный факт. В частности, из текста протокола обыска от 3 ноября 2009 года следует, что перед началом обыска ни Тихонову, ни Хасис не предлагалось выдать добровольно запрещенных к обороту предметов, а в дальнейшем был проведен личный обыск Тихонова и Хасис, хотя на тот момент ни Тихонов ни Хасис подозреваемыми не являлись. Все это противозаконно. Однако Замашнюк не признал такие и подобные тому доказательства недопустимыми.

Четвертое. Поиск истины в суде – дело ответственное. Особенно, когда на кону стоят судьбы людей, их молодые жизни. Здесь спешка неуместна, нужно не просто листать дело, а искать аргументы за и против. Но Замашнюк так вопрос не ставил, он предложил присяжным рассматривать только то, что суду подсунуло следствие, и то выборочно. Чем лишний раз подыграл гособвинению.

Не было исследовано, к примеру, такое важнейшее обстоятельство. Согласно обвинению, Хасис знала, как выглядит адвокат Маркелов, а Тихонов не видел его и не знал в лицо. Поэтому-де Хасис нужна была Тихонову, чтобы указать на Маркелова. В то же самое время обвинение утверждает, что Тихонов выслеживал Маркелова, бывал на его мероприятиях, где и был замечен Бабуровой. Поэтому, опасаясь, что она его опознает, убил журналистку. Но позвольте! Уж что-нибудь одно из двух. Либо некий убийца следил за Маркеловым, был замечен Бабуровой и имел основания ее опасаться, но тогда ему не могла понадобиться Хасис для опознания Маркелова. Либо не следил, в лицо Маркелова не знал, Хасис помогала опознать, но тогда нет мотива для убийства Бабуровой.

Противоречие налицо, и более чем значительное. Его разрешение могло в принципе разрешить и вопрос о вине подсудимых.

Исследовать вопрос и найти правду было легко: Никита заметен внешне, определить, бывал ли он на конференциях с участием Маркелова, можно бы без труда. Хотя бы по видеозаписям камер слежения. В крайнем случае, отправив дело на доследование. Но Замашнюк для этого пальцем о палец не ударил.

Пятое. Скандал, разразившийся внутри коллегии присяжных и ставший гласным благодаря СМИ, в том числе «МК», должен был побудить судью, если, конечно, он стоит на платформе законности, провести тщательное расследование. Факт сбора присяжным № 1, а впоследствии старшиной коллегии, Сергеем Мамоновым сведений по делу вне рамок судебного заседания можно считать твердо установленным, поскольку сам Мамонов этот факт признал. Этого основания достаточно было как минимум для отстранения от участия в деле хотя бы лично Мамонова, а если желать справедливого вердикта – то и для роспуска всей коллегии присяжных, которую Мамонов (и не он один) постоянно агитировал изнутри.

Что же наш законник, так любящий читать всем юридические прописи и пропагандировать основы права? Судья Замашнюк попросту проигнорировал указанный возмутительный и скандальный факт и отказал защите, ходатайствовашей об отстранении Мамонова. Интересно, пройдет ли мимо этого кассационная инстанция – Верховный суд?

Шестое. Исподволь, ловкими оборотами речи, тонкими намеками Замашнюк постоянно как бы давал понять присяжным заседателям, что в стеклянной клетке перед ними – виновные в преступлении. Уже в самом начале он в присутствии присяжных обозначил обвинительный уклон судоговорения, заявив, что целью суда является «доказать наличие у Тихонова и Хасис экстремистских взглядов».

Остался верен он себе и в дальнейшем. То вслух при коллегии отведет сомнение в том, что «фигура, похожая на женщину» может быть и мужчиной; то вдруг ни с того ни с сего скажет Жене Хасис, чтобы «не раскачивалась» (она, кстати, не раскачивалась!), явно намекая, что перед тем свидетель Голубев якобы опознал ее на видео по манере раскачиваться…

А в финале, напутствуя коллегию присяжных, Замашнюк допустил вдруг такой оборот: в этом зале-де, никто, кроме обвиняемых, не был свидетелем того, что произошло на Пречистенке 19 января 2009 года. Прямо подсказав, таким образом, присяжным: обвиняемые были на месте преступления в момент убийства! Перед нами, господа читатели, в чистом виде нейро-лингвистическое программирование, внушение. Не знаю, кто как, а я лично расцениваю такой поступок со стороны судьи как подлость.

Кто знает, не благодаря ли такому постоянному давлению, программированию, незаметному для невнимательного зрителя, добился обвинительного вердикта Александр Замашнюк? Ведь всего один голос перевесил чашу весов! Кто-то из присяжных оказался черезчур внушаем…

Данное дело не из тех, что когда-нибудь забудутся. Оно будет жить в памяти людской, как живет дело Веры Засулич или Георгия Димитрова, а со временем войдет в учебник по русской истории. Приговорив к запредельным срокам Никиту Тихонова и Евгению Хасис, сделав предварительно все, чтобы победила версия обвинения, судья Александр Замашнюк вынес пожизненный приговор и самому себе как личности. Не профессиональные, а человеческие, нравственные его качества теперь будут вспоминать, когда речь зайдет о нем в каком угодно обществе. И никто ему не станет завидовать.

…И другие установленные лица

Завидовать не станут не только судье Замашнюку, сыгравшему главную роковую роль на заключительном этапе дела. Я лично предвижу нелегкие моральные испытания еще для ряда участников всей этой неприглядной истории.

Я со страхом и болью думаю о родителях Насти Бабуровой, о родных и близких Станислава Маркелова. Сейчас они, скорее всего, удовлетворены исходом дела, их естественное чувство мести скоро успокоится. Что с ними будет, когда они поймут, остынув, что по мере сил способствовали поспешному осуждению невиновных, что за гибель любимых ими людей несут теперь тяжелейшую ответственность совсем не те, кто был причиной этой гибели в действительности? А они поймут это непременно, шаг за шагом перебирая в уме весь ход следствия и дела, холодным умом оценивая «убедительность» обвинения. Но вернуть роковое решение вспять им уже не удастся, и этот груз, дополняющий потерю, пребудет с ними до конца. Не дай бог такое никому.

Я не уверен, что профессиональные адвокаты Владимир Жеребенков и Роман Карпинский будут иметь какие-либо основания, кроме моральных, сожалеть о своем участии в процессе. В конце концов, они не за бесплатно работали и деньги свои отработали честно, добившись оплаченного результата. Конечно, за Карпинским окончательно закрепится репутация политически ангажированного адвоката либерального лагеря, но не думаю, чтобы его это сильно обеспокоило. Он и до того знал, на чьей стороне стоит, а кусок хлеба с маслом вряд ли потеряет.

А вот судьба адвоката Евгения Скрипилева вызывает у меня сильные сомнения. Поскольку адвокат, за которым закрепилась слава сотрудничанья со следствием (а после всего, что мы узнали от Тихонова, похоже, с ним так и будет), обычно имеет весьма хилые виды на ангажемент. Кто же захочет доверить серьезные интересы, зачастую связанные с тайной, в том числе коммерческой, человеку, о котором поговаривают, будто он может запросто «слить» клиента «органам»! Да который еще и способен, получив немалые деньги от родителей подзащитного, выступить в СМИ, объявив на весь свет преступником того, кого он взялся защищать… И добро бы ведь был глуп и не понимал, какую медвежью услугу оказывает клиенту (впрочем, дурак-адвокат и подавно никому не нужен). Но Скрипилев умен, интеллигентен, водит знакомство в высоких слоях общества. Он не мог не понимать, что делает.

Вот только понял не до конца и не сразу. Не просчитал последствий для себя лично. Недооценил фактор гласности. И придется ему теперь, как мне кажется, пожинать плоды своей нерасчетливости. Думается, момент прозрения для Скрипилева уже наступил. Недаром сей адвокат так занервничал, что даже явился в суд по собственной инициативе и пытался угрожать там своим коллегам какими-то разборками в случае, если они не дезавуируют заявление своего подзащитного. Как будто не понимал, что это только подогреет интерес СМИ к его роли в данном деле и придаст стопудовую уверенность подозрениям? Уж лучше бы отмолчался, глядишь и забыли бы о нем… А теперь вряд ли.

Что тут посоветовать бедолаге? Разве что напомнить старую пословицу: береги платье снову, а честь смолоду. Может, на будущее пригодится, мало ли кем работать придется.

Вот у кого наверняка карьера пойдет в гору, так это у следователя Игоря Краснова. И совесть его мучать не будет – если б с ней не договорился давным-давно, не стал бы этим делом заниматься. Так что тут урок скорее не для него, а для тех, кому, быть может, доведется с ним столкнуться: чтоб помнили про его приемчики. И на посулы следствия рот не разевали, чтобы потом горьких слез не лить.

Наверное, благоприятными будут последствия данного дела и для полковника ФСБ Владимира Владимировича Шаменкова. С подачи которого и были назначены виновными в двойном убийстве Никита и Женя. Ведь главный результат достигнут: на дереве русского национального движения срублена заметная ветвь. Неважно, кто грохнул Маркелова с Бабуровой, важно, что националистам задали перцу, как того требует Кремль. Причем удар был нанесен точно и расчетливо: огромные срока получили уникальные участники движения, каждый из которых один стоил целой организации, а к тому же неизгладимым позором покрылась видная легальная структура «Русский образ», у которой отныне нет никакого будущего. Не говоря уж про ее лидера Илью Горячева, которого полковник незаконно, но милостиво отпустил на купленную ценой предательства свободу, что станет для него горше неволи. Да и вообще все сложилось хорошо для ФСБ: и адвоката, под ногами путавшегося, не стало, и крутых националистов удалось посадить. Такой успех начальника отдела заслуживает поощрения.

Остается только один вопросик на рассмотрение общественности: если заказ на посадку Тихонова и Хасис исходит из ФСБ, то чем он обусловлен и кто же истинный виновник гибели адвоката и журналистки? Задачка, так сказать, на сообразительность…

Ну, а вот за профессиональную судьбу шеф-редактора «Новой газеты» Сергея Соколова я, конечно, не поручусь. Все же, у нас, журналистов, действует негласное правило: ври да не завирайся. По нему и оцениваем мы коллег в своем кругу. На мой лично взгляд, Соколов не в меру увлекся охотой на русских ведьм и перешагнул черту, отделяющую журналистское расследование от ложного доноса. Да еще и служебное положение при этом использовал, что уж совсем нехорошо, поскольку шеф всегда несет моральную ответственность за младший редакционный персонал.

Не думаю, что спокойный сон обеспечил себе на остаток жизни присяжный № 1 – Сергей Владимирович Мамонов, ведший среди коллегии заседателей агитацию в пользу обвинения. Равно как и еще одна «подсадная уточка» – присяжный № 4 по фамилии Николаева, на которую также указала их коллега Добрачева, демонстративно не пожелавшая участвовать в судебном фарсе. Мне жаль этих людей, Мамонова с Николаевой, пошедших на сделку с совестью. Им, как я подозреваю, предстоит теперь долго-долго ходить с оглядкой, убирая голову в плечи от каждого пристального взгляда, вздрагивая от каждого случайного звонка в дверь и по телефону. Тревога за себя и своих близких изгложет им душу: еще бы, ведь «ужасная БОРН» по-прежнему на свободе, участники русского подполья будут год от года только множиться! Поможет ли Кремль своим одноразовым пособникам поменять место жительства, распространит ли на них, скажем, программу защиты свидетелей? Судя по тому, что Горячеву такую программу никто не обеспечил, вряд ли.

Вот мы и подошли к тем персонажам, на которых, как мне кажется, лежит главная нравственная вина за совершившееся беззаконие. Три человека оговорили, судя по имеющимся в деле (и не только) материалам, Никиту Тихонова и Евгению Хасис, чем обрекли их на ужасный приговор. Это, в первую очередь, Андрей Бормот, сдвинувший всю лавину последующих несчастий для Никиты. А также Илья Горячев, откупившийся от заслуженного места на скамье подсудимых ценой пожизненного заключения лучшего друга. И еще стукачок-доброволец (?) Сергей Голубев, он же Опер, «белокурая бестия», таким манером сведший некие одному ему известные счеты с Тихоновым.

Трудно сказать, кто из них виноват больше и были ли у них иные мотивы, кроме обычного страха за свою шкуру. Чужая душа – потемки, а столь черные души и подавно.

Вот только страх испытывать они теперь обречены пожизненно. Ибо мне почему-то кажется, что отныне любой участник русского движения, будь то Кружок любителей русских изящных изданий или мифическая БОРН, не станет себя очень-то сдерживать, встретив где-либо этих иуд.

Хотя чего на свете не бывает? Вдруг им удастся если не искупить, то хоть уменьшить свою вину. (Я не имею тут в виду самоубийство, оно все равно не смоет с их имени грязь.) Горячев, конечно, вряд ли уже добровольно вернется в Россию по собственному почину. Что же касается Бормота и Голубева, то их единственный шанс мне видится в том, чтобы найти доводы и убедить Горячева все же вернуться и публично, прилюдно покаяться в совершенном оговоре – в их компании и с их участием, разумеется. Да не просто покаяться, а так, чтобы результатом стал пересмотр дела «по вновь открывшимся обстоятельствам». Русский народ отходчив, глядишь – легко отделаются.

А уж после этого – пусть хоть вешаются, хоть топятся.

У Русского национально-освободительного движения

появились свои иконы

Почему я, впервые за сорок лет журналистской деятельности, как на работу ездил в Мосгорсуд пару месяцев кряду, опубликовав два десятка судебных очерков, считая своим долгом сделать все возможное для спасения Тихонова и Хасис? Почему все, с кем мне приходилось обсуждать судьбу Никиты и Жени, горой стоят за них и скорбят о постигшей ребят участи? Почему многие из откровенных политических противников относятся к ним с уважением и симпатией, сомневаются в их вине? И даже присяжные заседатели, как ни трамбовали их Замашнюк, Мамонов и Николаева (об иных способах воздействия я не пишу, но это не значит, что их не было), постановили обвинительный вердикт с перевесом всего в один-единственный голос!

Ответ на все эти вопросы дан в книге Ксении Касьяновой «О русском национальном характере», в которой написано:

«Недаром все исследователи нашей истории конца XIX –начала XX в. в один голос утверждают, что русской интеллигенции в высочайшей степени была свойственна жертвенность: социалисты, террористы, либеральные марксисты, материалисты, народники, толстовцы, политики, критики, литераторы, инженеры, врачи – все отличались этим качеством. И, может быть, за всеми их доктринами, теориями, программами, партийными спорами, уставами, фракциями и т. д. все время, как натянутая струна, вибрировало это чувство: невозможности жить в этой ситуации бессмысленности и несправедливости и желание пострадать, пожертвовать собой... И с тех пор до сего времени на нашем небе постоянно эти кометы. Мы без них не живем, они стали как бы частью нашего постоянного окружения. Казалось бы, пора уже привыкнуть и перестать реагировать. Но слишком это чувствительно, когда живой человек приносит себя в жертву. Уж очень это сильнодействующее средство, и мы все еще достаточно культурны, чтобы воспринять этот сигнал соответствующим образом».

И еще – престиж личности, ее авторитет, ее высокий статус в глазах общества у русских прежде всего связан с ее умением и готовностью отказываться от себя: «полная бескорыстность и строгое (иногда даже педантичное) соблюдение моральных правил – и обеспечивают человеку высокий личностный статус. Они для окружающих – показатель того, что он делает не свое, т.е. не личное дело. Это дело – наше общее, а следовательно, мы обязаны ему содействовать. Поэтому мы все “придерживаем” свои личные дела, “пропуская его вперед”. Это культурный архетип»[1].

Сказано с исчерпывающей простотой и точностью, так что и добавлять ничего не хочется. Каждое слово – о них, о Жене и Никите. И о нас, воспринявших «этот сигнал соответствующим образом».

Живя более чем скромно, подвижнически, эти люди все свое свободное время, а точнее – все свои мысли, свои силы, свою жизнь отдавали борьбе за лучшую долю русского народа, как они ее понимали. Грезили русской революцией, борьбой за наши национальные права и интересы. Об этом – и только – они говорили с друзьями, соратниками, об этом были их речи наедине друг с другом. Я не встречал еще ни в ком такой концентрации воли и ума. Со временем я буду писать подробно об их взглядах, их заветах.

Они, что так несвойственно их возрасту, ничего не хотели для себя, не искали себе легкой судьбы, карьеры, денег, благ, развлечений. Презирая лозунг «Бери от жизни все!», они стремились только отдавать своему родному народу все лучшее, чем одарил их Бог. И отдали – жертвенно, без остатка.

Они не поступились ни идеями, ни идеалами, ни принципами. Не юлили, не пресмыкались, не выторговывали себе снисхождение путем отречения от убеждений. В своем последнем слове каждый из них предстал как зрелый, убежденный русский националист и патриот.

Они никого не выдали, не предали, несмотря на полтора года пребывания в тюрьме, под постоянным прессингом следствия и госбезопасности. Ни друг друга, ни третьих лиц. Даже чтобы спаситись: отвести от себя обвинение и «перебросить стрелку» на других. Как это сделал Илья Горячев. Все намеки на их «излишнюю разговорчивость», идущие от бесстыжих журналюг и предателя Опера, не имеют под собой почвы и выдают только один источник: оперативных сотрудников ФСБ. Я говорю это, прочитав от корки до корки все 26 томов уголовного дела. Попытки очернить ребят – пустопорожни, к таким людям грязь не липнет.

Их любовь друг к другу – удивительный дар, которого оба оказались достойны, как никто другой.

Никита Тихонов – волевой, прекрасно образованный, интеллектуальный, сильный во всех отношениях, необычный. Прирожденный лидер. Как будто человек другой породы, другого закала среди больного, вырождающегося племени. Такие русские люди были среди сверстников моего отца-фронтовика, моей бабки-фронтовички. В моем поколении я таких не знаю, не говоря уж о более юных, и был просто изумлен, познакомившись с Никитой, увы, уже в ходе суда. Когда мне сообщили, что он стал смотрящим в камере, где девять из четырнадцати человек нерусские, я даже не удивился: иначе и быть не могло.

А Женя Хасис! Красавица, умница, реагирующая быстро и точно, страстная в каждом слове и движении. Настоящая тигрица! Я понимаю толк в женщинах и в людях. Я любовался ею за стеклом и сознавал, какое чудо досталось Никите Тихонову – и досталось по заслугам. Уникальная – уникальному.

Их единственная настоящая «вина», я убежден в этом, что они служили Идее, служили Народу. За это их и отдали под суд, именно в этом увидев самый страшный криминал. Убийство ими Маркелова и Бабуровой, на мой взгляд, осталось недоказанным и, убежден, будет опровергнуто в случае, если удастся добиться пересуда. Проживание Никиты по поддельным документам и незаконный оборот оружия были для него вынужденным способом выживания после необоснованного объявления в розыск. Это грех его в такой же мере, как и тех, кто его оговорил и неправедно преследовал.

Вот и получается, что перед нами – не нарисованные прокурорами в соавторстве с «Новой газетой» кровожадные монстры, а народные герои, невинные жертвы антирусской власти и мученики русской идеи. Не более, не менее. Сегодня, пока приговор не вступил в законную силу, у меня еще есть право высказать эту правду для всех.

Что же вышло у Кремля в результате?

Русское национальное движение, все мы понесли тяжелый урон, восполнить который будет трудно. Это так. Хотя сам факт появления подобных людей через двадцать лет безнадеги и поражений говорит о том, что ресурс русского генофонда пока еще не исчерпан, что мы все еще – народ, способный сопротивляться врагу. И это дает мне уверенность в том, что на место Тихонова и Хасис встанут другие, достойные их и нашего общего дела молодые люди. И сделают ту самую русскую революцию, которая распахнет двери тюрем и выпустит на свободу Никиту и Женю и тысячи других наших соратников.

А сейчас – у нашего движения появились первые иконы. Эти иконы нам подарили Кремль, ФСБ, Мосгорсуд, лично судья Замашнюк… и другие установленные лица.

Отняв у нас живых людей, бесценных в своей уникальности, они дали нам взамен легендарный образ, на который будут молиться и которому станут подражать поколения русских националистов.

Так будет.

Приложение.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО НИКИТЫ ТИХОНОВА

СУДЬЯ ЗАМАШНЮК: Слово предоставляется подсудимому Тихонову. Пожалуйста.

НИКИТА ТИХОНОВ: Прежде всего, я хотел бы извиниться перед присяжными, что в этот раз буду читать текст по бумажке, без бумажки у меня сегодня не получится.

Господа присяжные! Вы много узнали о нас за эти два месяца.

СУДЬЯ: Поближе к стойке встаньте, пожалуйста, чтобы вас было лучше слышно.

ТИХОНОВ: Я не про сплетни и домыслы. Вы сами могли воочию наблюдать и слушать нас, смотреть, как мы ведем себя, и в силу своего житейского опыта сложить о нас свое мнение. И сейчас у меня, быть может, последний шанс обратиться к вашей рассудительности и чувству справедливости. Следствие убедило в нашей виновности многих: представителей власти, некоторых гуманистов, судей на госслужбе. Не убедили только самих себя и нас с Женей. Мы-то со следователем точно знаем правду: мы не убийцы. Обманулись и потерпевшие. Их можно понять: потеряв дочь, они жаждут возмездия и отмщения, и в этом желании не ставят под сомнение версию обвинения. Им хочется верить, что преступники уже пойманы. У них нет сил, у них нет сил и времени ждать, пока поймают настоящих убийц.

СУДЬЯ: Тихонов, я вынужден вас остановить и обратить ваше внимание на то, что ваше выступление в соответствии с требованиями статьи 336 и 292 Уголовно-процессуального кодекса РФ может быть основано только на анализе доказательств по делу. Без обращения к чувствам, в т.ч. без анализа тех взглядов, которые потерпевшие, по-вашему, доводят… Это вы упоминать не должны. Поэтому еще раз обращаю ваше внимание на ограничение ваших полномочий на выступление в прениях, которые определены статьей 336, а именно рамками тех вопросов, которые могут быть заданы присяжным. Поэтому упоминать о том, чем руководствуются потерпевшие, перед присяжными нельзя.

ТИХОНОВ: Но я уверен, что рано или поздно потерпевшие увидят суд над настоящими преступниками. Сейчас вы (нрзбрч) не меньше, чем Бабуровой и Маркелова, для нас это вопрос жизни и смерти. И как правильно заметил председательствующий (нрзбрч), наши судьи – вы. Люди, руководствующиеся не эмоциями и расстроенными чувствами, а логикой и жизненным опытом. Мы надеемся на независимость ваших суждений и способность не поддаваться чужому влиянию или давлению. Пожалуйста, будьте самостоятельны и справедливы.

В ходе судебного следствия вам было сообщено множество информации, но далеко не вся она может считаться доказательством по предъявленному обвинению. Я напоминаю: нас обвиняют в незаконном приобретении, хранении и ношении оружия и боеприпасов, в подготовке и совершении убийства адвоката Маркелова по причине ненависти и вражды к нему в связи с его деятельностью по защите потерпевших и обвиняемых антифашистов, а также в связи с его неприязненным отношением с лицам, придерживающимся националистической идеологии. Меня одного обвиняют в незапланированном убийстве Анастасии Бабуровой с целью сокрытия следов преступления. А также в использовании поддельных документов. Нас обвиняют только в этом. Все, что не касается доказывания этих преступлений, строго говоря, не доказательства, а просто нагнетание страстей. Нас не обвиняют в сборе информации о судьях Мосгорсуда или об участниках банды кавказцев «Черные ястребы», которые нападали на славян в московском метро. Меня не обвиняют в умении ставить растяжки и молчать на допросах. Меня также не обвиняют в участии в Боевой организации русских националистов и подготовке в стране революции. Вам не предложат ответить на вопрос, собирался ли Тихонов оказывать сопротивление группе захвата. Все это не имеет никакого отношения к существу рассматриваемого вами дела. А зачем тогда обвинению понадобилось касаться всех этих обстоятельств, не имеющих отношения к делу? Расчет был простой: если доказательная база мала, то вас пытаются напугать совершенно посторонней информацией, смутить и настроить против нас, рассчитывая, что вы не заметите противоречий в доказательной базе. Вам зачитывалось наставление по снайперскому делу и ТДХ СВД. Зачем? Маркелова что, из снайперской винтовки убили? Или у меня такую винтовку изъяли?

От таких абсурдных ситуаций позиция обвинения (нрзбрч). Поэтому давайте отделим зерна от плевел и котлеты от мух, доказательства от подозрений и спекуляций. Не забывайте, что все озвученные здесь сведения, и подозрительные факты в том числе, появились у гособвинения не вдруг из ниоткуда. Прокуратура не из рукава у себя их достает: они были вверены прокуратуре следователем Следственного комитета после тщательного изучения всей информации, а до этого были обнаружены и исследованы оперативниками ФСБ. Если бы были хоть какие-то основания, вы бы знали, что я обвиняюсь еще в чем-то. Но обвинения в подготовке к свержению госстроя, участии в экстремистском сообществе и каких-либо еще злых умыслов мне никто не предъявил. Наоборот, в ходе расследовании с меня сняли обвинение в убийстве Рюхина, которое довлело надо мной целых три года. Слава Богу, через три года поняли, что я невиновен.

Я невиновен в убийстве. Я никогда не выставлял себя невинной овечкой. Да, я нарушал закон, я не скрывал это от вас с первого заседания. Я действительно приобретал, хранил и носил оружие и боеприпасы и взрывчатые вещества. Я готов нести за это ответственность. Я уже говорил, что это был мой бизнес, незаконный, в нарушение закона. Но заняться им я был вынужден, оказавшись выброшенным на обочину жизни в 2006 году, будучи обвиненным в убийстве Рюхина. Фактически я оказался на улице, и крутись как хочешь. И занялся я всей этой торговлей не сразу, а потеряв надежду устроиться на работу по специальности, согласно со своими умениями и навыками. Да, я узнавал, сколько платят в глухих провинциях, в Московской области в сельских школах начинающим учителям. Тогда это было 7-8 тысяч. Я даже скажу вам, что для непьющего человека, каким я являюсь, это неплохо. Только если у тебя дом в деревне есть, там же. Если у тебя есть приусадебный участок, скотина какая-нибудь, какие-то дополнительные доходы. Я видел этих учителей. Они донашивают советскую одежду, оставшуюся с тех пор, когда они получали достойные деньги.

И, наверное, самое главное. Может, кладовщиком меня в школу бы и взяли, но без диплома никто туда не допустит. Я не жил по своим документам, я это говорил. У меня не было диплома о высшем образовании на те поддельные документы, которые я оформил. Пытался я заняться и журналистикой, хотя это затруднительно: журналистская среда достаточно узка и все знают друг друга, часто пересекаются друг с другом. Трудно выдать себя за другого. Но мне повезло: я сумел устроиться корреспондентом в журнале «Право» (?), это было 2008 году. Тогда в конце года как раз ударил кризис. И издательский дом не выдержал этого кризиса. Поработать толком не пришлось.

Я вам уже рассказывал, что я имею в виду под термином «менеджер». Я не говорю об управленцах. Я говорю о людях, выросших в городе и привыкших заниматься интеллектуальным трудом, а не производить что-то. Я типичный представитель поколения менеджеров. В армии не служил, руками делать ничего не умею, ни слесарничать, ни столярничать.

СУДЬЯ: Извините, пожалуйста, я снова вынужден вас остановить. Данные о личности, упомянутые вами, с экскурсом в историческое ваше прошлое в предмет доказывания по данному делу не входили и не входят. И более того, эти данные о личности с участием коллегии присяжных исследоваться не могут. Поэтому, пожалуйста, поближе к обстоятельствам дела в пределах предъявленного вам обвинения. И обращаю внимание коллегии присяжных на то, что упомянутые данные о личности Тихонова вами приниматься во внимание не должны.

ТИХОНОВ: В общем, со своим высшим образованием я устроился на рынке. Сначала грузчиком, потом продавцом. И это помогло мне во многом. Я боялся проверок ФМС и милиции больше, чем работающие там азербайджанцы и таджики. Но знакомство с ними мне как раз и помогло: они оформляли себе регистрации, липовые, ну я через эти же конторы оформил себе паспорта. Тоже поддельные, липовые. Я занимался продажей автомобильной резины, шин, дисков. Работа это сезонная, осенью работа идет, а в остальное время стоит.

И вот ситуация. Денег нет. Я периодически вынужден был жить в палатке, у меня хороший туристический опыт, мне одному было несложно. Летом экономишь, а зимой можно жилье снимать. И тогда же, в 2008 году, я пытался ухаживать за Женей. Но денег у меня – ни в кино ее сводить, ни в кафе. Тут меня и подвела появившаяся еще во время обучения любовь к оружию и реконструкциям. И соответствующие знакомства. Ну, тогда-то я думал, что она меня выручит. В общем, я стал для исторических реконструкторов поставщиком предметов их хобби, их коллекционирования. Я пытался торговать и современными марками оружия, скрывать не буду. Бизнес не пошел: среди моих знакомых просто не было покупателей на современное оружие. Это же не горячие пирожки, с ним в метро или на базар не пойдешь, не предложишь кому попало. В итоге вы даже могли увидеть и подержать в руках те образцы, которые я продать не смог. Зато я смог уже себе позволить и кино, и кафе. О своих доходах рассказывать особо не буду – вы, в общем-то, видели видео с камеры, установленной в моей халупе, могли оценить роскошность этого помещения.

Наверное, это подарок для обвинения, что я признаю факт приобретения, хранения и ношения оружия. Потому что кроме вот этих моих слов, у обвинения, в общем-то, ничего и нет. Ни покупателей, ни продавцов, ни даже зафиксированных каких-то сделок, снятых на камеру. Нет даже моих отпечатков ни на одном из патронов или стволов. Их нет.

Что мне мешало сказать, что большую часть этого арсенала мне подкинули? Ничего не мешало. Только я не пожелал перед вами врать, не пожелал говорить неправду. Я признал: да, это все мое, все было у меня. Браунинг мне не принадлежит, но он тоже был у меня на квартире. Я даже наплечную кобуру признал, хотя ее никто вам не показывал.

СУДЬЯ: Остановитесь, пожалуйста, Тихонов. Я вновь поправляю вас, поскольку вы выходите за пределы предъявляемого вам обвинения. Говоря о себе, вы рассказывали, что продавали оружие. Так вот, уважаемые коллеги, хочу вам напомнить, что в ходе рассмотрения дела по существу неоднократно исследовались обстоятельства того, что незаконный сбыт взрывчатых веществ, боеприпасов вам не предъявлен. Таким образом, вы в своем выступлении выходите за пределы предъявленного вам обвинения, говоря о том, что вам не предъявлялось. Обращаю ваше внимание.

ТИХОНОВ: Я же четко ответил, что мне предъявляется.

Не моя вина в том, что я оказался на обочине жизни, попав в поле зрения милиции, а потом обвинен в преступлении, которого не совершал. Но я связался с оружием, это моя вина, и я готов за это отвечать.

А вот Женя с оружием и боеприпасами не связывалась, она не приобретала его. Факты приобретения обвинение ей не предъявляет. Она его не носила (вы сами видели, она носила в сумочке только травматический пистолет, у нее их, кстати было два). И, наконец, она его не хранила. У нас даже конфликты были из-за оружия. Как-то раз она обвинила Илью Горячева в том, что это он мне продает оружие, что у него связи за границей и т.д. Ну, исходя из того, что он мой ближайший друг. Я, конечно, это высмеял и отмел, как неправду. Он ничего не продавал. Но, тем не менее, мы из-за этого поссорились.

Я никогда себе не прощу того, что не бросил этот бизнес, связанный с оружием, что был слишком упрям и не слушал любимую женщину. Никогда себе не прощу, что показывал ей пистолет и разрешил брать его в руки. Утешает меня только то, что я не позволял ей что-либо знать подробно о моем бизнесе, не позволил ей носить, хранить и приобретать оружие и боеприпасы.

Это только в плохой пьесе – если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно выстрелит. В жизни бывает иначе. Я ходатайствовал о том, чтобы оружие, изъятое у меня, проверили на причастность к каким-либо преступлениям…

СУДЬЯ: Данный вопрос в присутствии коллегии не озвучивался и упоминаться вами не должен. Обращаю ваше внимание.

ТИХОНОВ: Хорошо. Этих обвинений (нрзбрч) не предъявили. Все оружие было в распоряжении следственных органов… Тогда возьмем злосчастный браунинг, который моим другом, которому я так доверял, был мне передан перед арестом. Но мы вернемся к этому.

Сейчас про убийство.

Что-либо конкретное о Станиславе Маркелове я узнал в феврале-марте 2009 года, точно не знаю. Уже после его смерти. Тогда Женя уговаривала меня пойти в правоохранительные органы и разобраться с делом Рюхина. Она достала следственные материалы дела, дело о драке, Рюхин был убит (нрзбрч). И основную информацию по Маркелову я получил именно из этих материалов. Хотя раньше Бормот как-то упоминал о нем. Что-то там связанное с ним. Это сейчас я знаю о противостоянии Маркелова в Чечне с милицией, с Рамзаном Кадыровым, тогда для меня это был просто адвокат из дела Рюхина, который пытался раскрыть это дело, но у него ничего не получилось.

Хочу обратить ваше внимание, что в розыск по делу Рюхина меня подавал следователь, а не адвокат – адвокаты этим не занимаются. Но в деле Рюхина следствием было собрано досье на меня.

Потом происходит убийство Маркелова и Бабуровой. Оно было громким не только в масштабах страны. Мне известно, что в правительство России обращаются правительства других стран, разные международные организации с призывом расследовать это преступление. Ранее были убиты Пол Хлебников, Анна Политковская, чуть позже Наталья Эстемирова. Всех их с Маркеловым объединяет участие в чеченских делах. Они занимались тематикой Кавказа. И властям надо было как-то отчитываться перед обществом за нераскрытые резонансные убийства.

Подняли уголовные дела, которыми занимался Маркелов, нашли меня. Удобный козел отпущения. И из меня решили сделать убийцу Маркелова и Бабуровой, сейчас мне это очевидно. Подвернулся удобный случай раскрыть дело, обвинив в нем русских националистов. Это ж можно еще и финансирование отделу по борьбе с экстремизмом дополнительное добыть. Но я не об этом.

О том, что я являюсь, вероятнее всего, основным подозреваемым по делу об убийстве Маркелова и Бабуровой, я узнал в апреле 2009 года. Узнал после вызова отца на Петровку, где его допрашивали по обстоятельствам этого преступления. После этого он увидел за собой слежку, обо всем этом он мне рассказал. Я тогда был в отчаянии. Тогда у меня были эти нервные реплики вроде «Я не буду сдаваться». А какой смысл сдаваться, если от одного убийства бегаешь, а еще два на тебя навесят? Всем прекрасно ясно, каким сроком это заканчивается.

В октябре 2009 года появляется интервью Михаила Маркелова. Я сейчас понимаю, что нас тогда слушали, что все это интервью было провокацией для того, чтобы подозреваемые разговорились про убийство. Но разговорившись, как раз об убийстве мы не сказали ни слова. Мы просто не знали, как это происходило, как это было в реальности. Все, что есть на прослушке, это обсуждение версий. Кто мог убить, кого за это ищут, но главное, что там прозвучало – это страх. Мой страх, Женин страх. Подтвердилось то, что я знал от своего отца еще с апреля: на меня хотят повесить громкий «висяк», убийство Маркелова и Бабуровой.

Как на меня выйдут? Скорее всего, прорабатывают круг знакомых. Как еще?

Потом был арест, обыск, первый допрос. По закону я не вправе вам рассказывать, как это происходило. По законному регламенту. Но в результате оперативно-следственной обработки появился мой самооговор, признание в убийстве, которого я не совершал. Вам частично зачитывали эти протоколы, не все.

Давайте подумаем об орудии преступлении. Я сам без понятия, я не знаю, кто подсунул браунинг Горячеву, чтобы он потом мне его вручил. Но я прекрасно понимаю, зачем это было сделано – чтобы этот браунинг нашли у меня при обыске.

Не знаю, почему ни у кого не возник резонный вопрос: почему Тихонов не попытался избавиться от оружия? Почему вопреки всякой логике и здравому смыслу Тихонов оставил его у себя дома, носил с собой с квартиры на квартиру. Пистолет, замешанный в двойном убийстве – это лучшая улика. Даже если предположить, что я избавлялся от одежды, почему не избавился и от пистолета? Что, он один у меня такой был? Или у меня не было возможности приобрести другие? Единственное смехотворное объяснение этой неосторожности – это то, что я люблю антикварное оружие.

Даже узнав, что на меня вышли сотрудники с Петровки или ФСБ (тогда я не был точно уверен), я все равно не попытался избавиться от пистолета. Вас это не смущает? Ни в апреле, ни в октябре, после интервью Михаила Маркелова, после всех этих обсуждений, о которых вы слышали. Я же не дурак. Ответ на вопрос о моем странном поведении прост: я не знал, что браунинг замешан в каком-либо убийстве, я не знал историю этого пистолета. Поэтому его нашли у меня при обыске.

Есть еще одно обстоятельство. Я еще раз отсылаю вас… Помните арсенал, который вам показывали, его характеристики. Почему имея в своем распоряжении более мощные, современные и надежные пистолеты, я использовал не их для совершения убийства? Вот, «Че-Зет» вам показывали, у него в магазине 12 патронов, а у браунинга только 7. Убийство было совершено в Москве среди бела дня, на людной улице. А если будет перестрелка, если попытка задержания, то почему не 12 патронов, почему 7? Револьвер вы помните с глушителем? Почему не револьвер с глушителем? Обстоятельства убийства – день, людное место. Револьвер не оставляет гильз, запомните это. Т.е. улик нет. Глушитель заглушит выстрел. При мне стреляли из этого револьвера. Человек, который мне его продал, стрелял из него. Я вас уверяю, вы бы не услышали выстрела за шумом работающего автомобильного двигателя.

В материалах уголовного дела фигурируют две пули. Одна из них привлекла меня больше, чем вторая. Наверное потому, что ее нашли не следственные органы, не эксперты, а случайно проходивший мимо свидетель Орлов. До вас доводили соответствующие протоколы. Место преступления обыскивалось дважды с помощью спецсредств, металлоискателей и магнитных граблей. Не нашли пулю. Ее нашел свидетель Орлов, который после всех этих экспертиз мимо проходил. У него никаких спецсредств не было, может быть, он только очками пользовался, я не знаю, нам его не показали. Но он нашел пулю.

В это время там работала экспертная группа, но он не отдал ее экспертам – он понес ее прямо в Следственный комитет при прокуратуре. Интересную осведомленность о расследовании данного уголовного дела проявил нашедший пулю свидетель Орлов.

Еще что интересно: сама пуля, в отличие от той, которую извлекли из тела Маркелова, практически не получила деформации. Я напомню, что всего было три выстрела и все три пули попали в тела. Так вот, пуля не получила повреждений, будто она не прошла через тело, как будто она не ударилась об асфальт, на котором ее нашел свидетель Орлов. У меня вообще сложилось впечатление, что эту пулю выстрелили в пулеулавливатель, настолько она не повреждена. И вот по этой целехонькой пуле опознают браунинг.

А задумайтесь еще над таким обстоятельством: что легче найти, пулю или гильзу? Гильзы все падают рядом со стрелком, а пули куда могут улететь? Да куда угодно.

Может быть, стрелявший подобрал гильзы? Но ни свидетель Мурашкин, ни Ермолова, ни Цуканов, ни Черешнев, ни один из свидетелей не говорил о том, что стрелок наклонялся и собирал гильзы или что они сами подходили и собирали гильзы. Никто их не собирал. Может быть преступник стрелял, обернув чем-нибудь пистолет, чтобы гильзы не падали? Свидетели Мурашкин и Черешнев, которые описывали пистолет, говорят, что они видели его, но они не видели, чтобы что-то было обернуто вокруг него. Что он был в пакете или в чем-то еще. Так где гильзы? У меня, честно говоря, сначала вообще сомнения были, что стрелял браунинг, что стрелял вообще пистолет. Револьвер не оставляет гильз. Но мои сомнения бездоказательны, я просто сообщаю вам.

Очень весомыми доказательствами могут вам показаться коричневая вязаная шапка и черная женская куртка-пальто с капюшоном, изъятые при обыске на моей съемной квартире. Мы все время утверждали и утверждаем, что это не наша одежда. Хозяин квартиры Великанов тоже утверждает, что это не его вещи. Он выступал здесь, такой пожилой. Более того, он утверждает, что это не вещи его прежних квартирантов. Но свидетель Великанов ранее утверждал, что в его квартиру не проникали сотрудники спецслужб. Но нас тогда волновал вопрос, каким образом тогда были установлены микрофоны прослушки? Прослушку вы слышали. И сторона обвинения парировала, что прослушку можно осуществлять через окно, через стену из другой квартиры. Это правда, так действительно можно сделать. А вот после демонстрации здесь записи с камеры видеонаблюдения, которая однозначно установлена внутри квартиры нашей и смотрит на окно, из которого мы смотрели, сомнения в том, что сотрудники ФСБ в квартиру Великанова проникали, у меня отпали полностью. Я не знаю, проникали ли в эту квартиру с его согласия или без – это к делу не относится. Но есть факт: помимо меня, Хасис и Великанова в квартиру проникали другие люди. Причем, это не просто люди – это люди, напрямую заинтересованные в раскрытии данного преступления.

У нас нет сомнений в том, кто оставил в этой квартире эту шапку и куртку, которые вам показывали. Но голословных обвинений я делать не буду, это вам решать. Очень нас смутило нежелание следствия сразу после того, как эти вещи были найдены на квартире, провести по ним биологическую экспертизу, исследование волос…

СУДЬЯ: Улики, не исследованные с участием коллегии присяжных, упоминаться не могут.

ТИХОНОВ: Хорошо, экспертиза не проводилась, я не буду о ней говорить.

СУДЬЯ: Вы уже сказали, что не проводилась, таким образом, упомянули несуществующее доказательство по делу, что было неправильно. Уважаемые коллеги, я также вынужден обратить ваше внимание на следующие обстоятельства. Что порядок оперативно-розыскного мероприятия с использованием средств аудио- и видеоконтроля, являлся вопросом процессуальным и обсуждался в ваше отсутствие. И судом было принято решение, что полученные доказательства были получены в рамках подобных действий. Поэтому то, о чем сегодня заявил Тихонов, не соответствует требованиям к его выступлению в части того, что затрагивает процессуальные вопросы.

ТИХОНОВ: Я, ваша честь, упомянул о том, что видеокамеры установлены у нас в квартире, а не где-то на улице.

СУДЬЯ: Пожалуйста, продолжайте.

ТИХОНОВ: Так или иначе, нет прямых доказательств того, что куртка или коричневая вязаная шапка принадлежат Хасис и мне.

Нам известно другое странное обстоятельство. Экспертиза по остаткам выстрелов на данных предметах одежды проводилась, вас с ней ознакомили. И есть один интересный нюанс. По версии следствия, стрелял мужчина в этой вязаной шапке. На ней не осталось частиц выстрела, пороха, капсюльного заряда. Человек, одетый в долгополую куртку с капюшоном, не стрелял, по версии следствия. А вот на ней есть следы продуктов выстрела. Как так? Напутали специально обученные люди при подготовке материалов? Я не знаю.

Обратимся к моим первоначальным показаниям. О куртке длиннополой, черной, женской, с капюшоном, там нет ни слова. А о шапке есть. В одном протоколе просто упомянута вязаная шапка, а в другом точно назван цвет. Темно-зеленый в одном месте и зеленый в другом. О коричневой шапке я ни разу ни словом не обмолвился. Почему? Я ведь вроде даю признательные показания, беру на себя вину. Что, мне страшно признать, что не только браунинг мой, но и шапка? Я просто не знал, в какой шапке был убийца, не сообщили мне об этом.

Помимо прочего вам здесь показывали парики, накладные усы и бороду, вы помните. Почему я ими не воспользовался? Вот предположим, я иду убивать в центр города, на оживленную улицу, среди бела дня. Что может быть надежнее, замаскировать себя под некоего хиппи с битловской прической и бороденкой с усами? Почему я якобы обматываю лицо шарфом, который у меня спадает, как заявляют свидетели? Вам не кажется это странным?

Почему я не использовал те рекомендации, которые содержались в моих конспектах, собственноручно мною написанных? Почему я не прикинулся полубомжом, не изменил свой стиль, почему я в конце концов не воспользовался шапкой-маской? Вам ее демонстрировали, она у меня была, я не отрицаю. Вот уж что самое надежное для скрытия своего лица. Никто бы тогда ничего не увидел.

Это все неясности, но есть еще один факт, против которого не попрешь. На компьютере, принадлежащем Евгении Хасис, была найдено фото Маркелова. Вам оно предъявлялась, я вам напомню, там изображена группа людей, а не один человек, на переднем плане сбоку стоящие и сидящие люди, на заднем плане под деревом худощавый мужчина стоит. С плохо изученным лицом. Я думаю, вы помните это фото. Я думаю, вы для себя можете ответить на вопрос: можно ли по этому фото узнать мужчину? Тем более в зимней одежде. Я удостоверился, что это именно фото Маркелова, только на стадии следствия. Что подтвердил, собственно, потом прокурор Локтионов. Я эту фотографию вообще не видел.

Есть еще одно интересное обстоятельство. Ну ладно, пистолет представляет какую-то материальную ценность. Ну, предположим, пожадничал Тихонов, не избавился от пистолета, на котором двойное убийство, из-за которого ему могут впаять пожизненное заключение. Ну, а фото-то это он зачем оставил? Что, фото представляет собой какую-то материальную ценность? Почему убийца, опытный профессионал, как вам описали, это фото не удалил с компьютера? С компьютера своей подельницы, если верить следствию и обвинению, к которому, я подтверждаю, имел доступ. Между прочим, даже сторона обвинения не утверждает, что по этому фото можно опознать Маркелова. Такого здесь не говорилось.

Тут я говорил о том, как я мог изменить свою внешность, будь я убийцей. Можно здесь поговорить и о том, кого опознали свидетели. Я пока не начал знакомиться с материалами дела и показаниями очевидцев преступления, не задавал себе вопроса, почему с этих показаний фоторобот не составили. Вообще-то это обычная практика, когда нет фотографии. Я сейчас вам зачитаю приметы убийцы из показаний Ермаковой и Мурашкина. Они были частично вам представлены, частично зачитывались в зале суда. И зачитывались они вам для того, чтобы выявить противоречия в показаниях свидетелей в первые дни после убийства – и данные спустя два года, в этом зале.

Точных примет они уже вспомнить не могли, да собственно и тогда особо точных не называли. Они здесь заочно твердили: извините, но я опознаю вас. А вот как они описали убийцу в январе 2009 года. Рост 178-180 см, со слов Мурашкина (нрзб.). Я ростом 185 см. Телосложение худощавое, цитирую Ермакову: «Ничто в нем не ассоциировалось с качком-спортсменом». Вы видите меня сейчас, после полутора лет заключения. У меня нет возможности ходить в тренажерный зал, у меня нет такого питания, какое было у меня на воле.

«Ноги прямые длинные, походка собранная, некосолапая». Не видели свидетели никаких иксообразных ног, никакой иксообразной походки, о которой вам тут рассказывал свидетель Голубев, очевидцы убийства у убийцы этого не видели. Нос обычный, разрез глаз обычный, брови вроде бы русые. Здесь Мурашкин смутился и не стал подтверждать, что брови русые, но про русые брови твердила Ермакова. Мы тогда еще с ней, если помните, расходились в трактовке, что есть русый, а есть черный цвет.

Вот так выглядел увиденный на Пречистенке 19 января человек с пистолетом. Вы наблюдали меня два месяца, сравните с моей внешностью, почувствуйте разницу. По-видимому, поэтому и не был приложен к делу фоторобот. Слишком уж велик контраст.

СУДЬЯ: Я в очередной раз обращаю внимание подсудимого Тихонова на то, что он упоминает несуществующие доказательства, которые не были представлены коллегии присяжных. В очередной раз обращаю ваше внимание на соблюдение требований законодательства при выступлении в прениях. Пожалуйста, продолжайте.

ТИХОНОВ: Я хочу обратиться к показаниям свидетеля Голубева, который сказал, что узнал меня по походке. Эксперты категорично утверждают, что записи с камер видеонаблюдения из метро и улицы Пречистенка не содержат изображений человека, пригодных для фотопортретной идентификации. Но свидетелю Голубеву достаточно одного кадра с видеосъемки, точнее одной фотографии. Он нашел ее в Интернете. Ну, оттуда она или нет, я не знаю, но ему хватило этого кадра. Ему не нужны лицо, рост, фигура, ему довольно того, как подозреваемый занес ногу для шага. Так он сказал: ему довольно видеть, как подозреваемый занес ногу для шага, чтобы опознать в нем меня. Он сначала сделал допущение под нажимом вопросов, что, да, это я. Мне не хотелось сразу говорить: неправда! Мне хотелось оставить это допущение, ибо допущения как доказательства не принимаются. А он был свидетелем со стороны обвинения. Заметьте: все это опознание после трех личных встреч, о которых он рассказывает и которые я отрицаю. Три личные встречи. Опознает человека по занесению ноги. Удивительная наблюдательность.

Свидетель Голубев не был честен на суде, он не был моим хорошим знакомым, даже он говорит, что он мне не друг и не хороший знакомый. Но умудрился найти что-то общее между моей походкой и неразборчивым, плохого качества, по словам Голубева, фотокадром. Вообще показания Голубева очень интересны и показательны. Вот, он говорит, что я, якобы, предлагал ему соучастие в убийстве, на третьей встрече. А после того, как он отказался, продемонстрировав свою независимость и нежелание нарушать закон, я, по его словам, вдруг решил его убить. Решил убить человека, который на третьей встрече отказался со мной вместе убивать. Вот такой я маньяк. При этом, по его словам, я предлагал ему участие в боевых организациях. Но свидетель не знает, состоял ли я в какой-нибудь радикальной или экстремистской организации. Их здесь перечисляли потерпевшие, они спросили этого свидетеля Голубева про все организации конкретно. Спросили про «88», про «БОРН», про «Формат-18»… Они спросили, состоял ли я, известно ли ему что-то об этом. Голубев сказал, что нет.

Вам демонстрировались записи прослушки, вы смогли прослушать их самостоятельно. Что-то, возможно, было неразборчиво, но вам их зачитывал прокурор, вслух зачитал. Он читал и ту, которую упомянул Голубев, утверждая, что я собираюсь его убить. Я не помню, но может вы ее слышали, вы ее вспомните. Была она там вообще?

Этот человек утверждает, что я был сторонником насильственных действий. Но при этом не может сообщить, принимал ли я какое-либо участие в подобных действиях. Нападения и т.д. Даже не с целью убийства, просто нападения. Он утверждает, что я такие действия якобы одобрял. И тут же утверждает, что я поддерживал «Русский образ» – организацию, действующую в рамках закона по сей день. В частности, их вполне законную, проведенную с разрешения московских властей акцию 4 ноября на Болотной площади. Сам музыкант Голубев категорически не одобрял этот концерт как раз в силу того, что он был проведен с разрешения власти. Ну да ладно.

Интересные выводы напрашиваются при сравнении показаний свидетеля Голубева и свидетеля Горячева. По-моему, один постоянно опровергает другого. Горячев утверждает, что я якобы проговорился ему про убийство Маркелова и Бабуровой, пытаясь убедить Горячева свернуть легальную деятельность «Русского образа» и не проводить разрешенный концерт 4 ноября 2009 года. А Голубев, наоборот, уверен, что я поддерживал законную деятельность организации «Русский образ». И в частности, выступал за проведение концерта 4 ноября 2009 года. И кому из них верить? Горячеву, который передал мне браунинг, засвеченный на убийстве Маркелова и Бабуровой, и потому имеет свой собственный интерес в этом деле и боится приходить в суд? Или Голубеву, который вам наврал, что где-то на прослушке я, якобы, грозил ему убийством? Это вам решать, кому верить, кому нет.

И, наконец, мы добрались до мотивов совершения преступления. Я напомню: нам вменяется совершение убийства по мотивам идеологической розни и вражды. Конкретно нас обвиняют в том, что мы убили Маркелова как антифашиста, а его спутницу Бабурову как свидетельницу, потому что мы, якобы, радикальные националисты и у нас есть «чувство собственной исключительности».

Вот «чувство собственной исключительности» меня больше всего поставило в тупик. Я не смог понять, что это такое. Что, всех убью один останусь, что ли? Я исключительный. Я вам этого объяснить не могу, мне в прокуратуре тоже решили не объяснять. Понимаете, не моя обязанность растолковывать, что такое радикальный национализм. Это должна была сделать сторона обвинения, объясняя, по каким мотивам было совершено убийство. К сожалению, обвинение от этого уклонилось, хотя я просил на первом заседании после предъявлении обвинения пояснить, что прокурор вкладывает в это понятие. После одного из первых вопросов адвоката Жеребенкова я и его попросил объяснить, что он имеет в виду под радикальным национализмом. Ответа мне не дали.

Ну, конечно, это же проще – развесить ярлыки «националист», «нацист», «фашист». А мне теперь вот стой и оправдывайся, что я не верблюд. Национализм – это один из самых расплывчатых терминов политического лексикона, означающий лишь то, что в него вкладывает каждый говорящий. Если верить сотрудникам «Новой газеты», национализм – это убийство всех, кто другой нации. А если верить свидетелю обвинения Стешину, это любовь к своей нации, забота о ее процветании.

Поскольку сторонники и противники национализма оценивают его столь по-разному, обсуждение этой идеологии похоже на сплошное недоразумение, как если бы люди всерьез спорили о том, кто шел – дождь или собака. Путь фашизма – нацизм – и вообще идеология и практика, относящиеся к определенному историческому периоду, к 1930-40-м годам, к конкретным странам Западной Европы. Я как историк это историческое явление не только не идеализирую, но считаю для русского народа неподходящим. Мои симпатии обращены немного западнее, к Великобритании. Ну да ладно.

Оставим историю в стороне, оставим в стороне исторические термины «нацизм» и «фашизм», ставшие сегодня политическими ругательствами и служащие для того, чтобы кого-то ошельмовать и заклеймить. Давайте рассмотрим более актуальное понятие «национализм». Кто такой националист, в трактовке недоброжелателей?

СУДЬЯ: Тихонов, вынужден вас остановить. Еще раз вам напоминаю, что в силу требований действующего законодательства вы в своем выступлении вправе анализировать обстоятельства по делу. А не политизировать или полемизировать относительно представлений о понятийном аппарате, который вы себе представляете. Таким образом, вы вправе в ходе выступления в прениях анализировать только мотив относительно предъявленных вам и Хасис действий в строго ограниченных пределах. Вам это, я надеюсь, понятно?

ТИХОНОВ: Да, ваша честь.

СУДЬЯ: Продолжайте.

ТИХОНОВ: Националист, который пошел на убийство ради своих убеждений, будет бить себя в грудь и кричать: «Мы соль земли, мы лучше всех». А все остальные так, недочеловеки какие-то. Это самое мягкое.

А считал ли я, что какой-то народ или раса превосходит какой-то другой народ или расу просто в силу своего происхождения, природы? Не считал и не считаю. Есть доказательства, что считал? Нет. Выступавшие свидетели, близкие к «Новой газете», и вовсе утверждали, что целью националистов является лишить всех свободы и вообще убить всех нерусских. Я задавал свидетелям вопросы, где и когда я такие идеи высказывал. Может быть, устно, может быть, письменно. В ответ – растерянное молчание, либо ссылки на какие-то публикации обо мне. Кто-то там написал, они прочитали, что Тихонов нацист. Свидетель Донских, впрочем, сослался на какие-то мои публикации. Я попробовал уточнить, но какие и где, о чем, он ответить не смог. Ни свидетели, ни гособвинение так и не предъявили вашему вниманию ни одной статьи, разжигающей межнациональную рознь, оскорбляющую или унижающую другие народы. А как журналист, я написал сотни статей.

СУДЬЯ: Также останавливаю вас, Тихонов, поскольку ваше журналистское прошлое, а также данные о личности, кто и что писал, как характеризующие сведения с участием коллегии присяжных не исследовались. Я обращаю внимание присяжных на допущенную подсудимым оговорку. Как характеризующие личность сведения вами во внимание приниматься не должны.

ТИХОНОВ: По-моему, ваша честь, все знают, кем я работаю. Есть ли смысл скрывать?

СУДЬЯ: Тихонов, в присутствии коллегии присяжных ваше литературное творчество, ваше журналистское творчество мы не исследовали, количество ваших публикаций мы не исследовали, их анализ мы не осуществляли. Таким образом, вы ссылаетесь на несуществующие доказательства по делу, которые таковыми не признавались. А в силу прямого запрета статьи 336 части 3, об этом упоминать вы не вправе. Прошу, продолжайте в рамках.

ТИХОНОВ: В общем, действительно, если бы в какой-то из моих статей был национализм или, упаси Боже, нацизм, обвинение не упустило бы этот шанс. До вас бы ее довели.

В ходе обыске на улице Свободы изымались книги. Обвинение даже на них ссылалось. Оперативники ФСБ, а вслед за ними и тенденциозные СМИ поспешили назвать эту литературу экстремистской. Только вот что экстремистского в книгах по истории революции и гражданской войны? Книги о маршале Жукове, книги с загадочным названием «Избранное». До вас больше не доводилось вообще ничего про эти книги. Ни одна из книг, изъятых у меня, не была признана экстремистской, не была запрещена ни до, ни после моего ареста. Я подтверждаю, что ранее я никогда не состоял в организации «Русский образ», националистической организации. Хотя она существует в рамках закона и действует согласно закону. Но я сотрудничал с одноименным журналом. Это зарегистрированное печатное издание, которые существуют и поныне. Будь в этом журнале хоть что-нибудь националистическое, его бы использовали как доказательство моей вины. А националистическое там, по моему глубокому убеждению, было. Но только не в той трактовке, в которой человека можно ошельмовать. А ведь я был не только автором этого журнала, я был одним из его редакторов.

Любить свое – это не только нахваливать, это еще и критиковать свое. Человек становится лучше, когда знает свои недостатки и борется с ними. Все то же самое относится и к нации. Массовое пьянство, пассивность и неумение отстаивать свои права, неорганизованность и отсутствие взаимовыручки – вот те недостатки русских, о которых мы писали в журнале «Русский образ».

СУДЬЯ: Тихонов, я вынужден снова вас остановить. Ваше литературное творчество, ваша журналистская деятельность, то, о чем вы писали, в предмет доказывания по этому делу не входило и не входит. И эти обстоятельства с участием коллегии присяжных не исследовались. Таким образом, уважаемые коллеги, очередная попытка довести до вас неисследованные доказательства по делу является нарушением закона, который регламентирует его выступление в прениях.

ТИХОНОВ: Нигде и ни в какой форме я не указывал на недостатки других народов. А зачем? Мне это не интересно. Это их проблемы. Меня они просто не волнуют. Чужие проблемы – не наши. Нас волнуют наши проблемы. Вот та идеология, которую я всегда исповедовал и проповедовал. Она изложена непонятно с точки зрения объективного расследования, по тенденциозным с точки зрения обвинения, причинам. И она изложена в неисследованных здесь доказательствах. Мои статьи для обвинения не подошли.

СУДЬЯ: Тихонов, я снова обращаю ваше внимание, что в ходе выступления в прениях стороны вправе упоминать только те доказательства, которые были исследованы с участием присяжных. Вы не имеете права говорить то, что не признавалось доказательствами и не исследовалось в судебном заседании. Ваше литературное творчество, ваша журналистская деятельность в суде с участием коллегии присяжных не исследовались. Таким образом, вы не имеете права упоминать об этом в своем выступлении в прениях. Это прямой запрет закона. Я в очередной раз обращаю ваше внимание и в очередной раз объясняю коллегии присяжных не принимать во внимание эти суждения.

ТИХОНОВ: Ваша честь, я больше ни одним словом не упомяну статьи, которые не исследовались в ходе судебного заседания.

Зато сторона обвинения перед нами обильно цитировала неизвестно чьи публикации. И действительно возникает вопрос: а при чем здесь я? Никто не доказывает даже, что я их написал. Даже упомянутый свидетель Голубев, которого трудно заподозрить в симпатии ко мне, и то не стал врать, что я автор «Стратегии 2020». По его словам, я ее лишь литературно обработал. Но обвинителей такие подробности не смущают. Не могут доказать, что я что-то написал – оглашают то, что я мог править или просто читать. А кто-то когда-то запретил документ «Стратегия 2020», что его и читать нельзя? Может, какая-то из процитированных здесь других публикаций неизвестно чьего авторства запрещена к чтению или исследованию?

Даже в своих первых, так называемых признательных показаниях, оговаривая себя в убийстве Маркелова и Бабуровой, я не говорил, что антифашистские взгляды Маркелова имеют для меня значения. Я не говорил, что они были причиной его убийства. Противовес показаниям нашелся, и обвинение цитирует чью-то анонимку про некрологи адвокатов в утренних новостях. И процитировавший ее порядочный человек адвокат Карпинский смущенно оговорился, что авторство этой статьи ему неизвестно. Но из таких вот выводов, из таких цитат, из неизвестно чьих статей и прокламаций перед вами лепили образ злобных и мстительных фашистов.

Я буду резюмировать.

По моему глубокому убеждению, нам не представили и не доказали мотив для совершения убийства – мотив идеологической розни.

Нет свидетелей, видевших именно меня на месте преступления.

Под большим сомнением и само орудие преступления. Если речь о браунинге, то его появление напоминает не спланированное убийство, а подставу. А одежда, в которой по версии следствия был убийца, и вовсе неизвестно чья. И остается только догадываться, откуда она появилась в квартире на улице Свободы.

Все подробности действий преступника и обстоятельства совершения преступления я узнал уже после задержания.

Орудие убийства мне передали за две недели до задержания через бывшего и тогда доверенного моего друга Горячева. Специальные экспертизы были проведены позднее, но датировки на них расставляют следственные органы, и для этого у них были возможности. А когда они сами, еще до моего задержания, узнали подробности поведения преступников и совершения преступления, они нам не расскажут.

А видеозаписи с камер наружного наблюдения, судмедэкспертиза трупов и их одежды были в распоряжении следствия задолго до того, как я стал обвиняемым. Были в их распоряжении и материалы дела Рюхина, в результате чего меня и сделали подозреваемым.

Разве мало этого, чтобы понять, что я не совершал вменяемого мне убийства? Разве я пытаюсь избежать наказания за преступления, которые я действительно совершал? Разве не давал я во всей полноте показания по совершенным преступлениям? Разве что-то пытался утаить от вас относительно незаконного оборота оружия и использования поддельных документов?

Я прошу вас, не берите на себя ответственность, не осудите за убийство невиновных людей.

У меня все.

ПИСЬМО ЕВГЕНИИ ХАСИС ИЗ ТЮРЬМЫ ТОВАРИЩУ

Здравствуй, <…>!

Спасибо тебе большое за поздравления и поддержку! От всего сердца поздравляю тебя и твоих близких с Новым Годом и Коловоротом! Здоровья, удачи, любви и побед!

Сразу хочу сказать, что печатная форма очень удачна, так что не извиняйся зазря!

«Новость» потрясла не только вас. Нас она тоже очень потрясла. Меня принимали рано утром в кровати еще. Проснулась от действий группы захвата, глаза открыть толком не успела, как ощутила удар в голову, почки и почувствовала закрывающиеся наручники. Первая мысль – жив ли Никита. По звукам за стеной – поняла – жив. Дальше все как в дешевом боевике. Обыски, допросы, мое молчание, камера, суд и мера пресечения. Как-то так. Условия нормальные. В камере тепло, передачи доходят, сотрудники нормальные – все же спецтюрьма. Сейчас уже и нервы потихоньку приходят в норму, адаптировалась более или менее. Единственное, что по-настоящему тяжело и никак не может быть мною преодолено – это переживания за Никиту. Редкие новости носят очень поверхностный характер. Конечно, я знаю, что он самый сильный! Самый смелый! Его не сломить, и он все выдержит. Но! В таких вопросах я, все же, самая что ни на есть девочка. И понимая все это, не могу не переживать за него. Слишком сильно я его люблю, наверное. Но ничего, я верю, что все будет хорошо. Если уж мы живы.

Человеку-барду, фрукту и блеку (так!) – привет огромный! Пусть берегут себя. И ты тоже себя береги! Хотя весомых оснований переживать нет. Ну, что еще сказать? Оказывается, все время, что мы пребывали на той хате, где нас задержали, – нас слушали и снимали. Не знаю, как такое возможно. Так что дом – не крепость в наше время.

Благодарю тебя еще раз за слова поддержки! Это сейчас очень ценно для нас. Я знаю, что вы рядом, я чувствую. Сила единства, как-то так. Со всем справимся. Все переживем. Передай, если сможешь, письмом Никитке, что я его люблю и всегда думаю о нем! Пусть сейчас думает только о себе. Сейчас можно!

Обнимаю! Всех победим!

Твоя подруга,

узник – Женька

На конверте штемпель: 25.12.09

 

Александр Севастьянов

АПН